Свящ. Яков Кротов

Собственно, в масштабе страны воспроизводится историей любого русского села, где на должность старшого выбирают последовательно каждого, чтобы мог попользоваться. Побывали у кормила и представители идеологического клана номенклатуры (Сталин), и чекистского (Андропов), много от хозяйственников, теперь вот шпионский клан. Воевала Россия при всех. Потому и называется "комплекс". В нормальных странах - комплексные обеды, в России - комплексные войны, то есть, войны, ведущиеся всеми. Придет к власти Шойгу и военный клан (кстати, до сих пор ни разу у власти не бывший - но в истории всегда бывает небывшее) - будут воевать, будут. Придет к власти Навальный и клан клерков (что было бы логично, ведь это теперь один из самых многочисленных кланов) - будут воевать.

Путина снять и судить само собой, а деконструкция милитаризма российского - само собой. Деконструкция ВПК, конечно, утомительное занятие, но единственное, на которое стоит тратить интеллектуальный и политический ресурс.

Это, конечно, мошенничество и псевдо-наука. Цыганщина - то есть, обычная игра словами. Часто от непонимания природы слов, еще чаще от непонимания природы человека. Когда говорят, что "найден ген любви", имеют в виду, что "любовь" - это половое влечение. Бедненькие!...

Интереснее другое: в какой момент верующий ставит под вопрос существование Бога? Не компетенцию Творца, а само Его бытие? В Новом Завете видно, как происходит этот сдвиг. Пока Иисус проповедует - вопрос "веруешь ли в Меня" отсылает к вере-доверию. После воскресения речь идет о вере-вере. Не сила воскресения сомнительна, а факт.

В Иисусе Бог становится по-настоящему невидимым. Мало запретить изображения Бога, чтобы сделать Его невидимым. Чтобы вполне веровать в Бога, надо сделать Бога невероятным, невозможным. Ожидаемый становится неожиданным.

Вопрос о доверии отходит на второй план. Тем не менее, он остается канвой, на которой стоит вопрос о бытии Божием. Современники Иисуса - те, что пообразованнее, римляне и греки - не отрицали бытия Божия, со скепсисом, достойным иудеев, относились к всевозможным статуям, мифам, обрядам, но нимало не считали, что существование Бога может иметь влияние на их собственное существование. Конечно, в быту они периодически вели себя "религиозно" - не лицемерно, а просто по привычке, ровно так, как "религиозны" и большинство нынешних верующих. Это религиозность инерционная, механическая, не оставляющая Богу никакого места в реальной своей жизни. Знает человек, что есть Полярная звезда, но нимало не берет ее в расчет, глядя на себя в зеркало или на жену за столом, так и с Богом.

В современном мире под вопросом не столько бытие Божие, сколько бытие человеческое. Наука, выросшая из мощного импульса к личному росту, душит этот импульс, утверждая небытие личности и ее роста. Античное знание утверждало, что Бога нет, а есть лишь комбинации атомов - нынешнее знание утверждает, что человека нет, а есть лишь комбинации генов.

В результате сегодня "вера" - это широкая река, в которую влились самые разные ручьи. Верующих мало (если отбросить верующих архаически - а что с ними еще делать? не отбросишь их, они отбросят тебя), а вот веры много. В вере стало легко утонуть. Она и доверие, что Бог поможет, и знание, что Бог Себе не помог, что уж там тебе. Она и знание, что Бог есть, и вера, что это недоказуемо (суеверие же продолжает размахивать доказательствами). Вера обращена столько же на Бога, сколько на себя и ближнего. Все стало зыбко - и это зыбкость творческая, продуктивная более, чем все "христианское средневековье", только плод такой веры не гигантский собор, а обычная человеческая жизнь. Но разве этого мало?

Если уж говорить о чем-то, что раньше Бога и глубже Бога (как один немецкий сапожник говорил о свободе), то это любовь. Но, видимо, все проще: Бог сотворил любовь в последнюю очередь, сотворил в мгновение, когда творил человека. Творение человека и творение любви тесно связаны друг с другом. Поэтому для человека "Бог есть любовь" и "любовь есть другой". Поэтому человек так легко принимает за истину поверхностное "тебе нужна одна любовь". "Олюнидизлав", по меткому словцу битлов. Цену этому словцу хорошо знают жены битлов. Не одна любовь нужна человеку, а не любовь нужна, и ненужна любовь - а Бог нужен. До-любовь. Пре-любовь. Любовь без Бога - безалкогольное пиво, и поэтому всякая настоящая любовь есть Бог, но опознается она не по формальным признакам, а по жизни, и никак не доказать, что вот эта любовь - в Боге, а эта - так, пузырьки в шампанском. Доказать нельзя и благодаря этому можно любить - искать любви, искать веры, держаться за них и молчать о них, осуществляя их.

Завтрашний день, конечно, ничем не виноват по причине своего отсутствия. Тревожность за будущее есть лишь эхо трагического прошлого. Забота о завтра есть попытка замазать память о том, как тревожно было в детстве, когда родители били, ругали или хотя бы просто отсутствовали дома. Причины отсутствия могут быть разные, но ребенку разницы нет - он видит плод. А плод отсутстия - бойкот. Сигнал: ты нам не нужен.

Можно пойти к психоаналитику, можно к психотерапевту, но все это как ходить к стоматологу, чтобы он почистил тебе зубы. Конечно, если есть время и деньги, почему бы и нет... Но более твердый и прямой путь - заботиться о сегодняшнем дне. Потому что сегодняшний день - это прекрасно! Это гамбургер из двух кусков тьмы, проложенный светом. Это встречи с людьми, это слезы и смех, отчаяние и восторг, усилия и плоды, усталость и отдых. Кто прожил один день, тот выживет в одиночном пожизненном заключении, потому что будет, что вспомнить. Один день - его достаточно, чтобы зарубцевать все детские травмы, все прошлые обиды и вывихи души. Только бы прожить этот день, а не проболтать, проворчать, прошпандырить.

Главная мысль была о том, что культура должна перестать восприниматься как иерархическое явление, в которой личные достижения сливаются в нечто общее - национальное, социальное, планетарное. Скажу более. Культура как секс. Секс двоих не сливается в секс класса или нации. Он просто секс. "Плодитесь и размножайтесь" не есть призыв тиражировать личное во имя общего. Просто личное так хорошо, что его может быть сколько угодно. И бесконечно много, и бесконечно мало. Миллиард семей есть всего лишь одна семья - каждая наособицу. Ничего нового не появляется, если человека не один, а два. Человечество - не система, в которой сумма элементов дает некий качественный прирост. Системой является каждый человек в отдельности.

Человек "образ и подобие Божие" - находится к Богу в таком же отношении, в каком живопись находится к скульптуре. Не к реальности, а именно к скульптуре - "реального Бога" никто никогда не видел и не увидит. Обидно? Истоки Нила увидели, наготы отцов насмотрелись, а Бога не видим? Но "не видеть" не означает "быть слепым". Кроме видения и невидения есть совершенно особый способ контакта - он и описывается словами "веровать", "созерцать", "пребывать в Боге", "ходить перед Богом", "переживать экстаз", "непрестанно молиться". Выражений много, а должно быть бесконечно много, чтобы ни одна словесная формулировка не превратилась из откровения о Боге в запирание Бога. Даже Иисус - да, как "посредник", "Сын Божий", "Спаситель", "Помазанник" Он - единственный, но при этом Он Сам говорит, что предстоит каждому в облике всякого нуждающего в помощи и любви, как реальность предстоит перед зрителем картины, не будучи картиной.

Вопрос неверно поставлен. Прилагательное "русский", "немецкий", "английский" применительно к слову "культура" - глубоко ошибочно. Как не бывает национальной науки, конфессиональной геометрии и т.п., так не бывает национальной культуры. Это сейчас только становится ясно. Культура всегда персоналистична. Культурный русский - одной цивилизации с культурным индийцем или немцев, а не с милитарным русским. Пенять на Вагнера за Освенцим - признак безкультурья. Воевать с культурой завоевателя, чтобы обрести свободу - глупо. У завоевателя по определению не бывает культуры, только оружие.

Вовсе не бескультурная утопия Ганди, не призыв к прялке вместо британской школы освободил Индию. Ганди победил, потому что принадлежал к культуре мира - и эта культура была у него одна с сэром ученым атеистом Бернардом Расселом.

Сегодняшняя борьба бывших угнетенных Российской империи с "русской культурой" - это борьба с псевдокультурой. Запретили въезд куда-то Кобзону - помилуйте, причем тут культура? Кобзон, Задорнов и т.п. - это даже не "низовая культура", это просто шуты в казарме. "Культурой" их можно назвать лишь в том же смысле, в котором биологи говорят о "культуре бактерий", выделенной в чашке Петри.

Так что Бог в помощь всем, кто хочет бороться с "русской культурой"! Все, что победите - ваше. Я с удовольствием отдаю на растерзание и русскую, и украинскую, и английскую культуру. Толстой и Шевченко, Бердяев и Рассел от этого так же не пострадают, как Майя Плисецкая от запрета Кобзону выступать в Латвии.

Противопоставление, впрочем, много древнее. В Евангелии оно есть ("благодарю Тебя, Отче, что открыл это наивным и скрыл от мудрых"), но и там оно уже повтор более древней традиции. Может, и Каин прежде всего думал о себе как о теологе и был, подобно Сальери, возмущен тем, что Авель, не сидевший ночами после основной работы над сочинениями о Творце, тем не менее то и дело выдает изящные и меткие афоризмы о Боге, куда более весомые, чем тяжеловесные каиновы витиеватости.

Проблема вообще не в знании. Проблема в Боге. Бог непознаваем. Нельзя ни "знать Бога", ни "знать о Боге". Только важно помнить: ровно то же справедливо в отношении любого человека. Непознаваемость человека - существенное измерение богоподобия. Когда мы говорим "я знаю о существовании Петра" - это метафора. Мы знаем о существовании слова, которым обозначают некоего человека, но о самом этом человеке ничегошеньки-то мы не знаем, даже если прожили с ним полвека. Тем более, кощунством было бы считать, что мы "знаем Петра" или "я знаю себя". Ишь, дельфийский оракул не знал себя, а Вася Пупкин себя познал между пивом и вторым пивом!

Простенький призыв "познать Христа" опасен не тем, что человек возомнит о себе, будто он познал Непознаваемого Творца мира (Творцу наплевать), а тем, что человек возомнит, будто он может знать Васю Пупкина, Катю Супкину и самого себя на закуску. А может знать - может и командовать. Что мы и видим - не только у протестантов, да и не только у христиан. Идиотизм взрослости, когда человек решил, что знает жизнь и начинает руководить процессом. А жизнь - включая Бога и людей - скорее уж, та самая крынка с молоком, куда попала лягушка и стоит перед выбором: либо лакомиться молоком и тонуть, наслаждаясь, либо дрыгать лапками и превращать молоко в сметану и масло.

На самом деле, лягушек бросали в молоко, чтобы то не скисало. Лягушки вообще не пьют, жидкость просачивается в них через поры. Зато лягушки покрыты своеобразным дезинфицирующим составом.

Знание - великая вещь, великое занятие, но велико оно лишь в очень специфической сфере, наукой именуемой. Где люди, где Бог, - там знание всегда в гостях, всегда средство, а часто и просто бесполезное украшение. Зато там любовь - которую в науку нельзя пускать даже в качестве гостьи или украшения. И сперва любовь к человеку, потом любовь к Богу (люби Бога как любишь себя и ближнего, не наоборот), а знание оставим паспортисткам, секретным агентам и считывателям электронных карт.

[Для "Радио Свобода"]

Защитники российского милитаризма часто говорят, что их любимая империя лучше всех, потому что у неё не было бенефициаров. Вот британцы от Британской империи имели выгоду — комфорт, прогресс, деньги. Французы от Французской империи имели выгоду, немцы от Германской, а русские не приобретали никаких благ.

«Бенефициар» и означает «благоприобретатель». Например, «церковная бенефиция» -

живет человек в Риме, нимало не священник, но ему дан в бенефицию монастырь в Испании, он получает от этого монастыря доходы.

Конечно, это ложь, что русские от своих завоеваний имели только головную боль. История, как и налоговая полиция, даже не улыбается на такие заявления, а просто показывает на всякие материальные блага и сухо говорит: «Не врите!» Соболя и нефть, алмазы и газ, наконец, просто возможность не убирать свою землю, а переселяться на новую и загаживать её, - это выгода.

Важнее, однако, та правда, которая есть в заявке российских империалистов. Выгоду русские получали, но она не была и не есть главное — поэтому так тщетны все попытки объяснить неминуемый из-за войны экономический крах России.

Бывают ведь не только бенефициары — бывают малефициары. «Малюс» на латыни — зло (добро - «бонус»). Российская империя создавалась не для бенефициаров, а для малефициаров. Не выгода приобреталась, а зло. Почему, собственно, «империя зла» исключительно точное.

Какое зло приобретает человек, созидающий империю ценой собственного материального процветания, иногда и ценой жизни своих близких? Зло самоутверждения, зло гордыни, зло самого страшного эгоизма — коллектива. Личный эгоизм ещё можно побороть, но коллективный...

Круговая порука милитаризма — это как круговое кровопитие. Море крови и все движутся вокруг него и лакают, лакают, облизываются и гордо говорят: «Необъятно!» Или даже «мы спасли мир». О да — спасли мир от свободы и жизни, спасли для себя, чтобы тянуть из мира соки.

Конечно, приобретение зла — не добро и никакой радости малефициару не приносит. Зато приносит — послушайте малефициаров-то, они вполне откровенны - «стабильность», «безопасность». Стабильность смерти духовной. Безопасность безличности.

Конечно, сам малефициар полагает, что он получил нечто глубоко позитивное — бессмертие и  воскресение. Коллективизм есть попытка стяжать бессмертие помимо Бессмертного. «Нет, весь я не умру, душа в заветной роте мой прах переживёт».

Мало того, что это вздор — умрёт служивый, а рота как была безликой многоножкой, так и останется. Хуже, что и живёт такой коллективистский милитаризм и тоже не испытывает никакой радости. Он ненавидит не только тех, кого еще не завоевал - «Запад», «бандеровцев», «азиатов», «кавказцев». Он ненавидит и тех, с кем в одной казарме, рычит на жену, бьет детей, оплевывает генералов и даже вождя. И вождь не слишком возражает — у кругового кровопития свой ритуал.

Для бенефициара войн главное — приобрести возможность безбранно поговорить с друзьями, сходить на базар в субботу, пообщаться с соседями, развлечься выборами мэра, обсуждая, дискутируя, пропагандируя. Это столь важные для него блага, что ради них он и отказывается от войн, уходит из колоний и даже пускает к себе бывших покорённых — надо же с кем-то жить бок-о-бок.

Длля малефициара главный лозунг: «А за базар ответишь!» Базар, рынок для малефициары — средоточие хаоса, вулкан, способный уничтожить его шизоидный мирок. Говорить? «Парламент не место для говорильни!» Высказывать взгляды? «Нечего базар разводить!» Дискутировать? Нет уж — клеймить, ворчать, бранить, ругать, взвинчивать друг друга в истерике, - это для малефициара «общение», это и только это у него общее с соседями по казарменной своей среде.

Ведь кроме бенефиаров есть бенефакторы – благотворители, а на каждого малефициары – малефактор, сиречь злодей. И малефактор – вторичен. Не будет нуждающихся в благотворительности – не будет благотворителей. Не будет нуждающихся в Крыму – не будет завоевания Крыма (кстати, не бескровного – но малефициарам смерть четырех человек безразлична, ему мульен подавай, тогда он расчувствуется).

Можно ли из малефициаров перейти в бенефициары? Упаси Бог! Надо просто становиться нормальным человеком, который выгоды получает не от завоеваний, а от собственного труда, удовольствие — от общения, кайф — от мирно провоходящих дискуссий. Это возможно — в конце концов, когда-то всё человечество было коллективом людоедов, а нынче лишь малая часть.  Ждать, пока малефициары вымрут, не надо и опасно, а то как бы они сами всех не вымерли. Лучше обратим внимание на слабое место малефициаров — они ведь проявляют нормальное здравомыслие, превосходные навыки критического мышления и даже человеколюбие в вопросах, которые касаются лично их. Он тоже предпочитает быть здоровым и богатым, а не бедным и больным, и если уверен, что другие малефициары его не осудят или не заметят, то живёт вполне разумно, кротко и даже творчески.

Злу оставляется та часть жизни, которую малефициар считает второстепенной. Сбросить атомную бомбу на кого-нибудь за тридевять земель,  отторгнуть чей-нибудь крем, которым всё равно он пользоваться не собирается — нет проблем. Вот на уровне «своя рубашка ближе к телу» - дело другое.

Вот и надо объяснять малефициарам, что и тело его, и рубашка размером много больше, чем он видит в зеркале. Что радиация от атомной бомбы, сброшенной на Киев, заставит и его светиться подмосковными вечерами, что безусловно убавит некоторую долю их дороговизны. Что кушать людей вредно для здоровья, что бы ни утвержали по этому поводу те, кого он считает безвредными учителями своей жизни. Что, в конце концов, найдётся на каждого малефициара велиал — и тогда небо не покажется с овчинку, а станет с овчинку.

Что делать с малефициарами? Объяснять? Да. Просвещать? Нет. Объяснение — личный акт, просвещение — безличный, а в безличности малефициар всегда сильнее, это его стихия. Объяснять, не перебарщивая, а то неровён час и свою личность погубить, и чужой не помочь родиться. Но — объяснять, и молиться, чтобы страховка не подвела. Какая страховка? А это уж каждому по вере — у кого верёвка, у кого книжка, у кого Творец мира, у кого всё вместе.